Александр Коц: «По факту сейчас идет война резервов, оперативные шахматы»

Александр Коц: «У противника боевые порядки очень насыщены ударными дронами, и поэтому основная проблема переднего края — это логистика, подвоз снабжения» Фото: «БИЗНЕС Online»

Главные военные тренды года

— Александр Игоревич, как изменилась наша армия за 2024-й?

— Серьезно изменилась. У нас перевернулось представление о применении войск на земле, поменялась тактика. Тактика боя, штурмовых действий сегодня, если сравнивать с прошлым годом, совершенно другая. Реальность иная, в которой бал правят беспилотные системы, в первую очередь ударные, разведывательные. Сегодня большими силами, как ходили раньше на штурмы, ходить невозможно.

Сейчас штурм населенного пункта представляет действия двоек-троек штурмовиков под прикрытием истребительной авиации. У нас за этот год сформировался разведывательно-ударный контур, это и беспилотчики, и штурмовики. Все разведчики, ракетчики действуют в режиме онлайн. Сегодня время между обнаружением цели и нанесением удара по ней занимает буквально минуты.

При этом и у противника боевые порядки очень насыщены ударными дронами, и поэтому основная проблема переднего края — это логистика, подвоз снабжения. Потому что снабжать штурмовиков, которые заняли позицию, крайне тяжело. У нас сейчас появилась ударная беспилотная авиация, то есть FPV-дроны, есть бомбардировочная авиация, грузовая, которая занимается в том числе снабжением переднего края. А также у нас появилась истребительная авиация, которая охотится на грузовую и бомбардировочную авиацию противника.

Это основные изменения. У нас все больше и больше появляется БПЛА различного типа, есть беспилотники на оптоволоконной связи, которые не подвержены РЭБ. И если еще год назад я мог бы сказать, что идея создания отдельного рода войск беспилотников достаточно экзотическая… Зачем создавать то, что будет обнулено по щелчку пальцев? Мне казалось, что РЭБ опередит развитие беспилотной авиации, но все оказалось в точности до наоборот.

Сегодня есть беспилотники, которые не подвержены РЭБ, а значит, производство и разработка систем радиоэлектронного подавления очень сильно отстают от эволюции БПЛА. В этой реальности объявленное создание рода войск БПЛА является одним из главных военных событий этого года, и оно совершенно оправдано.

На базе нового рода войск будет быстрее идти развитие распределения новых средств поражения и не только. Ведь речь идет и о наземных беспилотных системах, колесных, гусеничных. Они применяются для логистики, доставки грузов на передний край, скажем, используются платформы для пулеметов, АГС.

— Насколько FPV-дроны потеснили артиллерию?

— Ну чтобы не соврать — основные потери сейчас наносят дроны. Они стали управляемым снарядом, та же ПТУР, только более маневренная. И сегодня развитие в том числе боеприпасов для FPV-дронов тоже не стоит на месте. Есть штатные, есть промышленного производства, есть самоделки, которые зачастую эффективнее промышленных образцов.

Просто потому, что каждый инженер FPV-расчета (по крайней мере, из тех, с которыми я общался) — это, по-хорошему, маньяк своего дела, который пытается усовершенствовать существующие боеприпасы, чтобы сделать их мощнее, тяжелее или, наоборот, легче, но мощнее.

По крайней мере, там, что мы называем передним краем, идут основные потери от FPV-дронов. Вместе с тем артиллерия никуда, разумеется, не ушла, она продолжает работать, и я не скажу, что FPV-дроны ее просто вытеснили с поля боя. Опять же РЭБ как-никак, а работает, приходится хитрить и облетать системы подавления. А артиллерия не подвержена воздействию РЭБ.

Так вот, помимо «стволки», у нас есть реактивные системы залпового огня, минометы, которые тоже никуда не делись, у нас есть более мощные РСЗО типа «Урагана» или «Смерча». У нас появляется РСЗО типа «Торнадо», высокоточное оружие, которое тоже потихоньку, не так быстро, как FPV, но эволюционирует.

В этом году я снимал колесную артиллерию «Мальва». К сожалению, она пока не может конкурировать с французским Ceasar по дальности, но идут разговоры, чтобы поставить на нее «Мста» вместо 152-миллиметрового орудия, также хотят поставить пушку от «Гиацинта» — интересное тоже решение.

Вообще, то, что у нас производство артиллерии, прямо скажу, восстановилось, — это добрый признак инерции нашей оборонки, которая реагирует на вызовы и необходимости фронта.

«Есть такой осторожный оптимизм, как будто немного другой стиль управления у Андрея Рэмовича» Фото: © Дмитрий Харичков, РИА «Новости»

В чем разница между Шойгу и Белоусовым

— В мае наш Верховный главнокомандующий поменял министра обороны: ушел Шойгу, пришел Белоусов. Ваша оценка его работы за полгода?

— Было уже несколько встреч военкоров с министром обороны. Первая была не сказать, что напряженная, а суховатая. Но, понятно, мы друг к другу присматривались, больше он к нам, конечно. Ему было важно понять, чем мы думаем, как мы думаем. А вот со второй встречи, конечно, был другой человек. У нас состоялся очень доверительный разговор, на равных. Понятно, что его уровень обладания информацией намного выше, чем у военкоров, и он пытался до нас доносить свою позицию, если с чем-то был не согласен. А мы — свою позицию, отстаивали ее. В том числе по созданию отдельного рода войск БПЛА тоже не было какого-то единого мнения. Я так понимаю, что это решалось в последние месяцы ушедшего года.

В целом налажен хороший канал аппаратной связи, работа с прессой в зоне специальной военной операции. Есть такой осторожный оптимизм, как будто немного другой стиль управления у Андрея Рэмовича. Это видно, например, по его выступлениям на расширенной коллегии министерства обороны. Это не было тем, к чему мы привыкли, это не доклад о выполненном плане, успехе, о том, сколько поступило самолетов, вертолетов, сколько солдат врага убито, и прочее.

Все было иначе. Говорилось и о проблемах, и о болевых точках, о которых не принято обычно говорить с высоких трибун в открытом режиме. Были озвучены и свежие проблемы, и старые, которые не решаются годами. Например, проблема обеспечения жильем военнослужащих. У нас ведь на очереди более 40 тысяч человек стоят. Это давняя проблема, и она тоже поднималась на встрече с военкорами и с президентом.

Мы видим, что новое руководство оборонного ведомства признает существующие проблемы и предлагает пути решения. Собственно говоря, во время общения с военкорами (это ведь не пресс-конференция, не интервью) мы озвучивали какие-то проблемы, а вот на следующей встрече Андрей Рэмович уже рассказывал, как и что делается, чтобы решать озвученные задачи. Не то чтобы все проблемы решаемы, некоторые не нашли своего решения, но работа по ним ведется.

— Белоусов назвал потери противника в 540 тысяч человек [за год]. Это раненые, убитые, дезертиры, пленные и прочие. Всего за кампанию более миллиона человек. Получается, что в 2024 году боевые действия стали интенсивными?

— Более интенсивными, да. Но надо сказать, что мы практически с самого начала года, почти не прерываясь, ведем наступательные действия на разных участках фронта. Единственное, я не уверен, что в эту цифру входят и дезертировавшие солдаты ВСУ. Может, я просто невнимательно слушал, но по дезертирам цифра очень большая, если не ошибаюсь, около 70 тысяч только уголовных дел возбуждено за прошедший год. Это действительно очень большая цифра, в этом случае 2024-й — рекордсмен.

Что касается интенсивности, у нас она есть и большая. Кроме того, у нас появилось больше новых средств поражения, по-моему, была названа цифра производства в 3,5 тысячи дронов в сутки. Это серьезно, раньше таких цифр не было.

У нас появились такие средства поражения, как авиабомбы с модулем планирования, причем широкая линейка, это тоже оказывает воздействие. В принципе, само ведение боевых действий стало эффективнее — управление, например, тот же самый разведывательно-ударный контур, терминалы Starlink, которые есть и у нас, а это трансляция, более быстрая работа того самого контура. Сюда же можно добавить возросшее оперативное и стратегическое искусство. Конечно, все это влияет на ситуацию с потерями противника.

— У нас в 2022-м и отчасти в 2023-м были скандалы, что военным не хватает ни обмундирования, ни снарядов. Что изменилось в 2024 году?

— По обмундированию, снарядам проблем нет. И обмундирование более качественное пошло, собственно, новая форма очень хорошая. По снарядам, боеприпасам [положение] исправилось. Уточню, что никогда не бывает достаточно, всегда хотелось бы больше, но таких проблем, какие были в 2023 году, сейчас нет. Скажем, словосочетание «снарядный голод» ушло из лексикона не только федеральных журналистов, но и военных блогеров. Но всегда будет чего-то не хватать.

В связи с появлением истребительной беспилотной авиации потери по дронам тактического звена, по тем самым квадрокоптерам, — большие. Дроны превратились в расходник, тут, к сожалению, до сих пор лично ко мне в ежедневном режиме обращаются разные подразделения с вопросом, «не могу ли я помочь с коптером».

Это такая объективная реальность, к сожалению, военные не всегда успевают поставлять. По линии министерства обороны, скажем, идут, но там система более забюрократизированная. Кстати, Андрей Рэмович говорил, что надо оптимизировать систему управления в министерстве обороны. Он, наверное, имел в виду ликвидацию этой бюрократии. Скажем, чтобы система списания и получения новых дронов, расходников была проще. Но эта проблема по-прежнему есть, к сожалению.

Скажем, по линии «Народного фронта» (проект «Все для победы») у меня за этот год было два или три больших сбора, вот как раз только-только закончился очередной, и это большие сборы. Один на 30 миллионов рублей, другой — на 16 миллионов. В них в основном были дроны. Кроме того, идут закупки по линии министерства обороны для логистики переднего края. Это и кроссовые мотоциклы, и квадроциклы. Сейчас потребность увеличилась.

Но расходные вещи, форма, боеприпасы — с этим, насколько я сталкивался, никаких проблем. Постоянно появляются новые вещи, например инкубаторы для систем усиления сигнала коптера: у противника такого аналога нет, а он позволяет очень далеко летать, не обращая внимания на системы подавления. Такие вещи тоже поставляются по гуманитарной линии.

«Несмотря на отсутствие мотивации у противника, на нехватку снарядов на некоторых участках фронта, все-таки сопротивление у врага идет очень серьезное на любом участке» Фото: © Станислав Красильников, РИА «Новости»

«Политическая необходимость побеждает военную целесообразность»

— В декабре вышло видео украинского журналиста Юрия Бутусова из «Цензор.нет»*, где он на чем свет стоит ругал оборону Покровска ВСУ. Что там происходит?

— Я Бутусова давно знаю, у него всегда «все пропало», чем-то он похож на Игоря Ивановича Стрелкова, который тоже любил немного поныть. Если бы все так было плохо в украинской армии — мы бы давно были у Днепра.

Да, у них есть проблемы, если мы говорим о покровско-кураховском направлении — основная там проблема политическая. Для Зеленского сейчас политически важнее удержаться в Курской области, и основные ресурсы он кидает именно туда.

Относительно оборонительных сооружений, которые не были подготовлены. Просто они, видимо, не ожидали такого быстрого наступления со стороны российских войск. Просто не успевали. Какие-то оборонительные рубежи там имелись, но они не были наполнены достаточным количеством пехоты, поэтому и оказались бесполезными.

Основная проблема — это пехота. Пока у них не снижен возрастной ценз ниже 25 лет, они испытывают нехватку личного состава, а также мотивированного личного состава, который хотел бы воевать. Добровольцы кончились еще, пожалуй, году в 2023-м — и сейчас их нет. И Зеленский стоит перед вызовом снижать возрастной ценз ниже 25 лет, чем он рискует вызвать социальный взрыв, или не снижать.

Опять же не скажу, что там вообще ничего нет, а наше наступление идет легко и без потерь. Это было бы несправедливо по отношению к нашим штурмовым подразделениям, которые ведут наступательные действия. Несмотря на отсутствие мотивации у противника, на нехватку снарядов на некоторых участках фронта, все-таки сопротивление у врага идет очень серьезное на любом участке. Нет такого, что мы где-то промываем и противник просто бежит. Да, у них были прецеденты во время Угледара, Селидово, когда целые батальоны снимались и уходили просто потому, что было уже ясно, что сопротивляться бессмысленно, и они без приказа отступали.

В целом же противник очень серьезный, хитрый, коварный. Ну и к этому у него есть натовская техника, натовская «высокоточка», все это оказывает свое влияние.

— Когда смотришь действия противника за 2024 год, то как будто ничего не изменилось с 2023-го. Враг сидит в укрепрайоне, наши обходят, после он отступает с большими потерями, окапывается в следующем укрепрайоне, и ситуация повторяется. Почему противник не меняет тактики?

— У них политическая необходимость побеждает военную целесообразность. Зеленский находится во время битвы за Авдеевку где-то в Нью-Йорке на каком-нибудь саммите ООН, а пока он там — Авдеевку сдавать нельзя, и они из политических соображений до последнего обороняются. Хотя из Авдеевки их выгнали быстрее, чем из других населенных пунктов в Донбассе.

Когда шла операция по Угледару, Зеленский тоже был на каком-то саммите, и они до последнего держались, пока их не начали обходить с запада.

Собственно, наша тактика тоже изменилась. Раньше мы пытались штурмовать в лоб, но если мы сегодня посмотрим на Угледар, то противника обходят и с западной стороны, на которой у него никаких укреплений в принципе нет, потому что он не ожидает наступления с тыла. А так все по-прежнему: они пытаются держаться, мы рубим логистику. Когда мы берем под контроль все трассы, ведущие в населенный пункт, то после этого начинаем выдавливать. Там все равно остаются полевые дороги, тропы через лесополосы, по ним и выдавливаем, а противник в огневом мешке.

Они же могут сразу отходить, но этого на Украине никто не поймет, поэтому они пытаются обороняться, но видно, что перспективы оборонительных действий совершенно понятны. Это война, можно бежать сломя голову, но я не помню, чтобы они так бежали, чтобы у них рухнул фронт, как в Харькове. Сейчас немного иная система, когда и мы, и противник прекрасно знаем, что каждый из нас делает, куда каждый из нас двигается, где какие средства сосредоточены.

Сейчас идет по факту война резервов, когда все друг друга пытаются перехитрить за счет резервов. Эдакие оперативные шахматы, такая игра, в которую мы сейчас выигрываем.

— В начале 2023-го противник получал огромное количество артиллерии, стволов, все исчислялось сотнями, не менее 300 танков он должен был получить. А в этом году только одна «расходка», 155-миллиметровые снаряды для HIMARS, изредка старые БТР и БМП попадаются. Как у Киева сейчас с бронетехникой?

— Зеленский говорит, что не хватает. Он жалуется, что недостаточно танков, систем ПВО, прочей техники. Для решения тактических задач — достаточно. Для того чтобы собрать наступательный кулак, как это было в 2023 году, — конечно, на такую операцию не хватает.

Сейчас, для того чтобы провести наступательные действия уровня 2023-го в Запорожье, у врага сил нет, поэтому они и держат плацдарм, чтобы за счет Курской области попытаться разыграть какую-то политическую комбинацию.

Провести какую-то операцию такого же уровня нет сил, а удерживать плацдарм — сил достаточно. Мы в Курской области увидели и Abrams, и Leopard, и американские боевые бронированные машины, канадские, британские и прочее, чего мы давно не видели. Судя по всему, на Курск он кинул свои стратегические резервы, чтобы все-таки там удержаться и потом пытаться торговать.

Повторюсь, для того чтобы вести оборонительные действия, техники, пожалуй, достаточно, а вот чтобы думать о том, как выходить на границы 1991 года, техники нет.

«Через месяца полтора-два пошли совсем другие пленные. Это были «свеженаловленные» люди, немотивированные, которые были схвачены насильно» Фото: © Станислав Красильников, РИА «Новости»

«Пошли совсем другие пленные»

— У нас стали чаще появляться украинские пленные. Доводилось ли вам общаться с ними и как они изменились за год?

— Конечно, доводилось. В этом году я в основном работал на Белгородчине, когда началась операция в Волчанске, потом в Курске — пленные всегда одинаковые. Они ведь находятся в положении зависимом, боятся, волнуются, зачастую говорят то, что они думают, что от них хотят услышать.

За несколько месяцев изменились пленные на курском направлении. В самом начале это были прямо боевики, имеющие боевой опыт на разных направлениях — артемовском, донецком, запорожском. Они умели воевать, были мотивированы, в плен попадали из-за серьезных причин: кончились боеприпасы, ранение получили.

Через месяца полтора-два пошли совсем другие пленные. Это были «свеженаловленные» люди, немотивированные, которые были схвачены насильно. Причем между тем, как схватили на улице и отправили на передовую, прошла неделя, может, полторы. Никакой серьезной подготовки они не получили.

В целом мотивация у них падает, уровень подготовки тоже, желание сдаваться в плен, дезертировать повышается. Это не я придумал, это украинские журналисты писали, что отправляют батальон куда-то, а доезжают до места дислокации 3–4 человека, все остальные по дороге разбегаются и идут домой.

— Как в целом можно охарактеризовать украинскую армию в плане личного состава, насколько там готовы выполнять приказы командования?

— Армия построена на жестком подчинении, поэтому, безусловно, бо́льшая часть армии продолжает сохранять свою боеготовность, несмотря на все эти явления с дезертирами, бегунами, бусифицированными. Все-таки есть иерархия армейская, и на ней до сих пор украинская армия держится. Несмотря на неудачи на фронте, все-таки они продолжают удерживать позиции.

У нас в Курской области очень тяжело идет операция по освобождению территории, и на донецком направлении они крепко держатся, там не легкая прогулка. Несмотря на все проблемы, пока армия сохраняет свою устойчивость, боеспособность, имеет возможность на контратаки, диверсии и все это делает.

«Есть уверенность в правоте наших действий, в возможностях, своей силе, и это дает душевный настрой на продолжение боевых действий» Фото: © Сергей Пивоваров, РИА «Новости»

Как изменились настроения наших бойцов на «передке»

— В этом году мы за осень заняли территории больше, чем за 2023-й и даже за весь остальной 2024 год. Почему осенью мы пошли быстрее?

— А это то, о чем я говорил. Это и появление новых средств поражения, у нас раньше не применялись, в 2023 году, в большом количестве ФАБ с УМПК, это довольно серьезное подспорье во время штурмовых действий. Мы их очень активно применяем, выбивая опорники противника.

У нас появилась в достаточном количестве ударная беспилотная авиация, которая сопровождает все штурмовые действия. У нас повысился уровень управления за счет создания разведывательно-ударного контура, когда на командном пункте у тебя в режиме онлайн висит картинка со всех участков на поле боя и ты имеешь возможность координировать штурмовиков по связи. Это основные вещи.

Кроме того, сейчас нет проблем со снарядами: сколько их надо на наступательные действия, столько выделяется и применяется. Ну и, безусловно, падение мотивации у противника, его проблемы с ресурсами. Это все системное, совокупность факторов.

— В августе сообщалось, что Киев получил самолеты F-16, которые ждал с марта 2022 года. Что они в итоге изменили?

— А вот незаметно, чтобы они что-то изменили. Мы видели применение 12 ракет Storm Shadow по нашему командному пункту в Курской области, о чем говорил президент. Но у меня нет информации, участвовали ли F-16 в этой атаке. По уму 12 ракет — это 6 самолетов, которые одномоментно друг за другом запускали ракеты.

Каких-то более чувствительных проявлений я не видел, потому что эти американские самолеты применяются Украиной больше в качестве средств ПВО, они работают во время массированных ракетных ударов. Тут, может быть, что-то поменялось, возможно, уменьшился процент прилетов. Но зрительных проявлений присутствия на фронте я не вижу.

— Как изменилось ощущение наших бойцов на «передке»?

— Появилось больше уверенности. Когда идут постоянно какие-то победы и успехи, у тебя и настроение меняется. Когда ты несколько лет сидишь в окопе на одной и той же точке, на линии фронта, которая никуда не двигается, воевать никуда не хочется. Ты уже обустроил свой быт, все хорошо, зачем куда-то идти?

А вот когда идет постоянная работа, появляется спортивный азарт, который есть у охотника и рыболова, когда ты понимаешь, что врага можно бить, перехитрить, взять в плен, проводить штурмы без потерь за счет построения своей системы наступательных действий. Конечно, внутренне меняется ощущение, появляется больше уверенности, гордости за действия товарищей.

Продолжаются примеры истинного героизма, который парни проявляют даже во время оборонительных действий, как это было в Курской области, когда наши ребята стояли насмерть в районе Малой Локни. Они как Брестскую крепость обороняли. Это пример того, как мы отбивали наступление на Курскую область через населенный пункт Новый Путь, когда противник пробовал зайти во фланг. Я там делал репортаж с лейтенантом молодым, десантником из тульской дивизии Эммануилом Давыдовым. Он не в одиночку, конечно, но вдвоем-втроем они фактически в окружении вели бой две недели, жгли технику, полтора десятка единиц уничтожили. И не дали врагу зайти во фланг нашей группировке. Вот такие проявления тоже продолжаются.

Есть уверенность в правоте наших действий, в возможностях, своей силе, и это дает душевный настрой на продолжение боевых действий.