На что готова женщина ради любви и как ей найти того самого? Об этом поразмышляли в Казанском ТЮЗе в новом спектакле «Людмила и Руслан». Экспериментальная пластическая баллада воссоздает альтернативный вариант знаменитой поэмы Пушкина — со свадьбы героев внезапно исчезает жених. А режиссер Радион Букаев вместе с хореографами Марселем и Марией Нуриевыми рассуждает о безграничной женской духовности, силе и красоте. Подробности — в материале «БИЗНЕС Online».
«Я поставил спектакль о Людмиле»
«Пушкин изначально думал назвать свою поэму „Людмила и Руслан“, а „Евгения Онегина“ — „Татьяной Лариной“, — вспомнил в беседе с „БИЗНЕС Online“ главный режиссер Казанского ТЮЗа Радион Букаев. — Взаимоотношения Пушкина с женщинами вообще интересный вопрос. Мне показалось, что можно пойти и этим путем. Мы, как режиссерский театр, стараемся блюсти наши традиции и предлагать зрителю интересные интерпретации известных сюжетов. Поэтому я поставил спектакль о Людмиле. К тому же у меня в труппе много хороших молодых артисток. Хотелось собрать их на сцене всех вместе».
В последнем Букаев, безусловно, прав. И в благодарность своим актрисам он вывел на подмостки целый цветник женских портретов. Вместо знакомых витязей – соперников Руслана и волшебника Финна в спектакле действуют дамы — Любящая, Корыстная, Милосердная, Обманутая, Лелеющая, Воинственная… И, конечно, сама Людмила, объединяющая в себе эти качества и состояния. Причем здесь Пушкина рядовому театралу с ходу понять сложно. Из известного сюжета ясно прочитывается лишь перевернутый зачин поэмы, где Руслана похищают во время свадьбы, и финал, где Людмила воскресает и таки выходит замуж. Основная же часть спектакля, скроенная из контрастных дуэтов героини с ее двойниками, к первооснове апеллирует слабо. По крайней мере, внешне. И хотя в «неуклюжей» Корыстной можно разглядеть простака Фарлафа, а в наезднице-Воинственной — харизматичного Рагдая, все совпадения условны и ни к чему не обязывают зрителя.
В поисках исчезнувшего жениха букаевская Людмила проходит «пять кругов ада», по сути, сражаясь с самой собой
Идеалисты-романтики увидят в ТЮЗе сказку о всепоглощающей женской любви. В поисках исчезнувшего жениха букаевская Людмила проходит «пять кругов ада», по сути, сражаясь с самой собой. Невеста задается извечными вопросами: «А нужен ли он мне вообще?» (эксцентричный поединок с Воинственной), «Есть ли что с него взять?» (жаркий спор с Корыстной), «Стоит ли ему верить?» (философские откровения с Обманутой), «Нужно ли его прощать?» (задушевная беседа с Милосердной), «И правда ли он тот самый?» (экспрессивные сцены с Любящей). На все вопросы героиня отвечает да и бесстрашно жертвует собой, бросаясь к Руслану в алое жерло преисподней (художник по свету — Сергей Гаевой). Однако любовь спасает ее и навеки соединяет с суженым.
«Хотелось поразмышлять, каким еще может быть Руслан»
Другие зрители увидят за красивой оберткой печальную модель современных союзов. А именно: когда дама «коня на скаку остановит и в горящую избу войдет», а мужчина посмеется и тихо переждет, пока все закончится. Руслан (Нияз Зиннатуллин) в спектакле — большой ребенок и эдакий клоун-зазывала. В начале баллады он весело зачитывает пушкинские строки об ученом коте, подначивая публику хлопать. На свадьбе явно ведом невестой. В видениях Людмилы слабо и даже нехотя отбивается от чудища-Черномора. А погибшую возлюбленную и не пытается спасти, в истерике слоняясь туда-сюда. Стоит ли искать такого «Руслана» — пусть каждая выбирает для себя.
«Все мы представляем себе привычный образ пушкинского богатыря. Но я хотел поразмышлять, каким еще может быть Руслан, — рассказал нашему корреспонденту режиссер. — Мне сложно судить, похож ли наш герой на какой-то конкретный типаж сегодняшнего мужчины, но он в любом случае современный, потому что живет здесь и сейчас. Скажу, что Руслан у нас получился таким, каким я его задумал. Он очень хотел жениться».
Свадьба и ее атрибутика в спектакле выступают как отдельное действующее лицо. Слух зрителя услаждают квазифольклорные русские песни на пушкинский текст (композитор — Альфит Фархадшин) и инструментальная фонограмма, местами подражающая свадебному народному ансамблю. Взор радуют струящееся платье невесты и белая косоворотка жениха, служащая визуальным лейтмотивом действия (автор костюмов — Надежда Иванова). Среди вороха рубашек, которые Людмиле предлагают ее альтер эго, она ищет «свою» и находит ее на Руслане в финальном балабиле.
Среди вороха рубашек, которые Людмиле предлагают ее альтер эго, она ищет «свою» и находит ее на Руслане в финальном балабиле
«Мы старались отталкиваться от индивидуальности актеров»
Однако главным героем и выразительным средством баллады стала экспериментальная хореография Марселя и Марии Нуриевых. Гуру казанского contemporary dance в очередной раз доказали, что не боятся сложных задач. Например, за полгода сумели обратить актеров драмы в балетных танцовщиков. Синтетическую пластическую партитуру они собрали из элементов русских хороводов (свадебные танцы), единоборств (поединки Людмилы с девушками), изобразительной и анималистической пластики (девичьи игры и сражения Руслана с чудищем), попутно раскрыв рельефную жестикуляцию и мимику солистов.
«Над „Людмилой и Русланом“ было действительно интересно работать, — признался после премьеры нашей газете Марсель Нуриев. — Мы впервые сделали полноценный спектакль с драматическими актерами; старались отталкиваться от их индивидуальности и образов, которые создавали вместе с авторами и исполнителями. Что-то предлагали сами артисты, что-то через импровизацию находили я и Мария. И, конечно, музыка спектакля была для нас очень важна».
Журналистам Букаев рассказывал, что солистам было сложно изъясняться языком тела, но на премьере этого почти не ощущалось. Утонченная Дарья Бакшеева (Людмила) смело осваивала асимметричную деревянную декорацию-избу, выглядывая из окон и перемещаясь по карнизам. А ее гибкие партнерши Радуга Мухтарова (Обманутая) и Полина Малых (Воинственная) очерчивали свои па богатырскими аксессуарами: головой коня на шесте, мечом и щитом. Сегодня посоветовать актрисам можно лишь теснее взаимодействовать друг с другом эмоционально. Пока каждая из них очень занята своей партией, а ведь женщина в «Людмиле…» — образ собирательный и коллективный.